Станюкович Константин Михайлович - Маленькие Моряки
Станюкович К.М.
Маленькие моряки
I
- Ты чем думаешь быть, а?
Такой вопрос задал мне тихим, слегка гнусавым голосом высокий, худой,
болезненный на вид старик с коротко остриженной седой головой, с темными
проницательными глазами, от взгляда которых веяло холодом, в адмиральском
сюртуке с золотыми генерал-адъютантскими аксельбантами через плечо - когда
однажды после парадного обеда с музыкой, недели за две до высадки в Крым
союзной армии, отец подвел меня, десятилетнего мальчугана, к почетнейшему из
своих гостей - главнокомандующему войсками и любимцу императора Николая, князю
Меньшикову.
Он сидел, прихлебывая кофе, по-видимому, хмурый и скучающий, в числе
других гостей, на широком балконе, выходившем в сад, обширного каменного дома
командира порта и военного губернатора оживленного и веселого Севастополя.
С этими словами этот неприветливый и, как мне казалось, важный и надменный
старик, которого все присутствующие как будто боялись, скривил свои губы в
подобие улыбки и, к удовольствию матери, потрепал меня по щеке своей сухой,
костлявой рукой.
- Инженером, - почему-то вдруг ответил я.
- Инженером? Печи класть, казармы чинить и... и воровать казенные деньги?
- промолвил насмешливо князь, взглядывая на меня своими умными холодными
глазами. - Не советую, мой милый. Не иди в инженеры! - прибавил, морщась,
старик.
Я, совершенно сконфуженный, молчал, решительно не понимая, зачем мне печи
класть и воровать казенные деньги. Я знал, что это нехорошо. Отец всегда
выражал негодование против тех, кто грабит казну, и я помнил одного безногого
генерала, бывавшего у нас в доме, который вдруг куда-то исчез. Говорили, что
он был разжалован в солдаты за то, что обкрадывал арестантов.
В эту минуту самым горячим моим желанием было удрать в сад от этого
неприятного старика, который наводил на меня страх.
- Вы разве хотите, любезный адмирал, сделать этого молодца Клейнмихелем? -
спросил князь отца все тем же своим ироническим тоном.
Среди присутствующих раздался сдержанный смех.
- И не думал, ваша светлость, - почтительно отвечал отец. - Я отдам его в
пажеский корпус.
- Все же лучше, - опять поморщился князь и заговорил с матерью.
Я исчез с балкона и долго ломал голову: какая это служба "быть
Клейнмихелем", над которою все смеялись, и решил не быть "Клейнмихелем".
Мне довелось еще раз увидать этого насмешливого старика, которого потом
вся Россия бранила за первые наши поражения в Крыму и за ту беспечную
неприготовленность, которая обнаружилась во всей своей позорной наготе с
первых же дней войны. Встреча эта была в тот самый день, когда отцу принесли с
семафорного телеграфа известие, что неприятельский флот в количестве ста
вымпелов бросил якорь у Евпатории, и что на нем десант.
Я живо припоминаю взволнованное, полное изумления лицо отца, когда он
читал депешу и затем объявил эту новость матери. Высадке, как кажется, не
хотели прежде верить. Я помню, как у нас в доме многие весело говорили, что
неприятель не посмеет сунуться. Накануне великой драмы никто, казалось, не
провидел севастопольских развалин, и везде с восторгом читали модное тогда
патриотическое стихотворение:
Вот в воинственном азарте
Воевода Пальмерстон
Поражает Русь на карте
Указательным перстом.
В тот день после обеда я ходил с гувернанткой гулять на Графскую пристань.
Мы присели на скамейку, любуясь красивыми кораблями, стоящими на рейде. У
пристани кого-то дожидался щегольской катер. Знакомый молодой моряк,
подошедший к гувернантке, об
